ПОСЛЕДНИЙ МАСТЕР МЕЧА - ЁСИО СУГИНО

Маленькое предисловие переводчика:

Ни для кого не секрет, что у многих, если не у большинства, интерес к Японии вообще, и к японским боевым искусствам в частности, начинался с просмотра фильма "Семь Самураев". История, как известно, развивается по спирали. И очередной виток этого интереса лично у меня наступил, когда лет десять назад я просмотрел VHS-кассету с третьей товарищеской айки-демонстрацией, которую организовал "Aikido Jornal" и его редактор, Стэнли Пранин. Кроме безусловного интереса к выступлению Сайто Морихиро сэнсэя меня заинтересовал бородатый дедушка, в течение более чем 40 минут демонстрировавший со своими учениками технику классической японской школы Катори Синто-рю. Оказалось, что он не только друг и ученик нашего О-сэнсэя Морихэя Уэсиба, но и консультант и постановщик батальных сцен в том самом неподражаемом и величайшем фильме Куросавы "Семь Самураев", да и не только в нём одном.
И тут недавно в замечательном издании "Aikido Jornal" появляется не менее замечательная статья о жизни этого столь же замечательного человека, в жизни которого были и Дзигоро Кано, и Сокаку Такэда, и Морихэй Уэсиба, и Акира Куросава, и ещё многие. Само собой, от перевода такой вещи меня не мог удержать даже её размер, поэтому без дальнейших словоблудий.

Ёсио Сугино, мастер меча Тэнсин Сёдэн Катори Синто-рю, пользуется уважением во всем мире как один из патриархов в японских классических кобудзюцу (старых боевых искусствах). С момента рождения в 1904 году, его жизнь шла параллельно развитию современной Японии, и за это время ему посчастливилось знать многих легендарных мастеров боевых искусств этого века, и учиться у них.

Он также осуществлял постановку боевых сцен для многих самых популярных в Японии исторических фильмов, в том числе " Семи Самураев" Акиры Куросавы" (низкий поклон - прим. перев.), добавив, динамизма и реальности к статичным, бедным в плане стиля сценам. Он также часто появлялся в СМИ в качестве представителя мира японских кобудзюцу. Таким образом, он внес значительный вклад в то, чтобы познакомить общественность с поистине чудесными аспектами японских боевых искусств. Но, несмотря на огромную службу Сугино для мира будо, информация о нём была ограничена отрывками интервью и статьями в популярных СМИ, которых недостаточно для написания реалистического портрету этого человека, и для изучения его происхождения и его истории. Я хочу оглянуться на жизнь Сугино-сэнсэя и путь, которые он прошёл, попутно представляя некоторые мысли на будзюцу, которое он развивал в течение его 92 лет.

В ноябре 1995 года Ёсио Сугино вдруг заметил странное ощущение в его левой руке, при чтении книги у него дома в Кавасаки, и это ощущение сказало ему, что случилась беда. Рука полностью потеряла всю чувствительность, и его локоть, запястье и пальцы стали безжизненными, как у куклы. Как если бы тело было не его собственное, он не мог направить какую-либо силу в руку. Посмотрев на свою неработающую руку, он был потрясен, так как по всей её длине, от плеча к запястью, включая ладонь, рука стала мертвенно-белой. Он прекрасно знал, что его физическое состояние было не лучшим. Прошлым летом он упал в своем доме и ударился головой, и врачи приказали ему отказаться от его любимых тренировок Будо. И теперь ещё это! “Возможно, это нервы, - подумал он. - Наверняка что-то с нервами.”

Он сразу же отправился в больницу, и диагноз поверг его в шок. Вопрос был совсем не в нервах, а, скорее всего, артерия была закупорена. Ситуация была серьёзной. Но то, что доктор предложил, повергло в ещё больший шок: “Сугино-сан, мы чувствуем, что есть необходимость ампутировать руку. Если мы это не сделаем, ваше состояние может ухудшиться, и это поставит вашу жизнь под угрозу”. Потеря руки для Ёсио Сугино, человека, посвятившего почти всю свою жизнь боевым искусствам, была практически смертным приговором! Трое из пяти врачей, с которыми он посоветовался, рассматривали ампутацию как лучшее решение. Если оставить всё как есть, они говорили, кровь начнёт разносить по организму клетки отмирающих тканей, и состояние будет только ухудшаться. У врачей были серьёзные сомнения в способности к выздоровлению 92-летнего тела Сугино.

Два доктора, однако, настаивали, что сначала должны быть испытаны менее экстремальные виды лечения. Остальные неохотно согласились, и было решено довериться физической выносливости пациента и его способности выздороветь. Вскоре после этого Сугино была проведена операция по сшиванию нескольких кровеносных сосудов в его ослабленной руке, что, несомненно, стало предельным испытанием для его пожилого тела. Когда он очнулся от наркоза, в смутном полумраке забытья, Сугино услышал несколько голосов. Голосов, которые были чем-то знакомы. Открыв глаза, он с удивлением увидел его двух хирургов и четырёх медсестёр, стоявших около кровати, и приветствовавших его троекратным приветсвенным возгласом. Операция была успешной. Сугино посмотрел на свою руку и понял, что она снова могла двигаться, совершенно свободно - локоть, запястье, пальцы, всё. Счастливый и удивленный, он также заметил, что мертвенно-бледный оттенок плоти постепенно уступал розовому, так как новый ток крови начал воскрешать онемевшие ткани.

Сугино был в восторге; он сможет заниматься своим любимым будзюцу после всего случившегося. Несмотря на его выносливость, возраст Сугино неизбежно сказался в виде различных болезненных проявлений. Он был вынужден возвращаться в больницу много раз, кроме того, ранее в этом году врачи ему диагностировали инсульт. Но Сугино остался таким сильным и стойким, как всегда. Хотя теперь он воздерживался от своих собственных тренировок, его всё ещё можно было найти в додзё среди его учеников, с деревянным мечом в руке, остро критикуя и указывая на тот или другой недостаток. Он всё ешё сам поднимался и спускался по лестнице, отказываясь от помощи со стороны членов семьи. Его осанка по-прежнему, была уверенной и прямой. Он сохранил почти все свои зубы, и он по-прежнему ел всё, что ему хотелось. Короче говоря, он был действительно очень хорош, учитывая все обстоятельства.

Удача

Сугино родился в 1904 году, в год, приносящий удачу тем, кто родился в этот год, согласно японской классической астрологии. Взгляд на некоторые детали его карьеры в Будо подтвердит, что феноменальная удача действительно присутствовала на всём его пути. Врачи спасли его руку. Его обошла война, его не призвали на военную службу, несмотря на высокие результаты, показанные на призывной комиссии. Всю свою долгую карьеру он поддерживал тесные контакты со многими из самых выдающихся, самых талантливых мастеров боевых искусств нашего века, среди которых Дзигоро Кано и Морихэй Уэсиба, и он сумел прожить один из наиболее наполнненных жизненных путей, о которых мастер боевых искусств мог когда-либо пожелать.

Конечно, Сугинo пришлось преодолевать его долю трудностей, но будзюцу поддерживало его во время всех этих трудностей, служа ему основой его физической и духовной сущности. В настоящее время он рассматривается как один из драгоценных оставшихся живых свидетелей мира японских кобудзюцу, и он любим и уважаем как учитель. И, несмотря на преклонный возраст и опыт долгих лет, кроме его пронзительного взгляда он также сохраняет всё ту же озорную улыбку, как в мальчишеские годы, когда он заслужил прозвище "плутишка", и которая в настоящее время просто завораживает и очаровывает.

Сугинo родился 12 декабря 1904 года в селе Наруто (деревня в долине Кудзюкурихама в префектуре Тиба), старший сын Ютаро и Сэки Сугино. В младенческом возрасте он был меньше своих сверстников, и его решимость стать сильным, несомненно, началась именно оттуда. Семья Сугино принадлежала к крестьянскому сословию, и Сугино были наследственными старейшинами деревни. В период Эдо их семье было позволено иметь фамилию и носить меч. У них был большой дом с пристройками и с семейным кладбищем сзади, где спали поколения предков семейства Сугино. В настоящее время дом по-прежнему поддерживается одним из двоюродных братьев Сугино.

Когда Сугинo был совсем ребёнком, его семья переехала в квартал Сироганэ Санко в токийском районе Минато. Его родители, уже хорошо знавшие склонность мальчика к озорству, договорились, чтобы зачислить его в начальную школу в возрасте шести лет, на год раньше, чем обычно. Молодой Сугинo создал настоящий переполох на традиционной церемонии вступления в школу, прибыв одетым в западном стиле, что было в высшей степени необычно и, возможно, впервые в этой школе в ту эпоху, когда традиционная японская одежда считалась нормальной и подобающей в таких случаях. Как упоминалось ранее, Сугинo был немного меньше других мальчиков, но он был полон энергии, и взял на себя что-то вроде ведущей роли во всевозможных проказах. Он не особенно любил учиться, вместо поддержания установленного порядка предпочитая драться на деревянных мечах и тусоваться с друзьями. Отец Сугино был очень строгим, и мальчик знал, что он мог быть наказан даже за то, что не вовремя отвечал своему отцу, когда тот его звал. Старший Сугинo ценил трудолюбие и презирал всё, что не было честно и справедливо, и учил своего сына соответственно.

Мальчик рос очень мужественным, всегда держался молодцом, и был совершенно невозмутимым, как и сейчас. С будзюцу Сугинo впервые столкнулся с поступив в университет Кэйо в 1918 году, куда он поступил на торговово-промышленно отделение. Имея рост только 159 сантиметров и весом около 56 килограммов, всё что ему не хватало в телосложении он всегда с лихвой компенсировал энергией. Он активно участвовал во многих клубных мероприятиях студенческих клубов, включая, разумеется, те, что были связаны с боевыми искусствами. "Я состоял почти в каждом клубе, что там были, - вспоминал он, “дзюдо, кэндо, кюдо, сумо и немало других. Я мог вступить в любой клуб, куда бы меня не попросили.” (Студенты в большинстве японских учебных заведений должны были принимать участие по крайней мере в одном клубном мероприятии в неделю, и по желанию участвовать в других. Такие клубы являются характерной чертой жизни учащихся в японских учебных заведениях на всех уровнях обучения). Он был особенно активен в яхт-клубе и в некоторых клубах, которые немыслимы в теперешней Японии, например, в клубе стрельбы из пистолета. "Я бы вспомнил стрельбу в голубей во дворе школы, но я часто промахивался" - говорит он. В отличие от современной Японии, с её жёстким законодательством в области контроля над оборотом оружия, тогда можно было намного свободнее владеть пистолетом. Сугинo с теплотой вспоминает свои студенческие дни. Он описывает походы с другом в модный район Гиндза, где царила живая атмосфера весёлого оптимизма, свободы и демократии эры Тайсё, и как они оба скользили сквозь толпу, глазея по сторонам с уверенной радостью и естественным любопытством молодежи.

С его сильным токийским акцентом, Сугинo описывает, как он привёл в токийский кофешоп друга из сельской местности: “Выросший в деревне, мой спутник нашел кофе весьма экзотическим. Он также нашёл просто чудесным, что вы могли класть в кофе так много сахара, как вам нравится”. Сугинo был тогда и остался впоследствии очень внимательным к деталям. Наблюдая бейсбольный матч между университетами Васэда и Кэйо, он, например, заметил, что все студенты Васэда принес рисовые шарики на обед, в то время как все студенты Кэйо принесли бутерброды. Этот талант для наблюдения, несомненно, очень ему помог в изучении боевых искусств. Позже, когда учил своих собственных студентов, он стал известен тем, что не прощал малейших ошибок, и тем, что указания всем и каждому делал ужасающе громким голосом.

Хотя он и пробовал себя практически в любом доступном виде спорта, настоящей любовью Сугино было Будо, в частности, дзюдо и кэндо. В то время в Кэйо, он начал изучать дзюдо под руководством Кунисабуро Иидзука, дзюдоистом 8-й дана, который также преподавал в Кодокан. Иидзука был ещё ниже, чем Сугино, но недостаток роста он восполнял исключительным мастерством. Именно он превратил молодого Сугино в сильного дзюдоиста. Сначала Сугино был не в состоянии победить любого из своих оппонентов из-за своих малых размеров. “Это было действительно трудное время для меня" - вспоминает он. Сугино учился кэндо некоторое время под руководством Тадацу Сингай, который работал в агентстве по обслуживанию императорского дворца и имел “верхний второй кю.” Система "дан/кю" не использовалась в то время, и занимающиеся имели ранги с десятого кю по первый кю, которые разделялись на верхний, средний и нижний уровень. Учитывая, что третий кю был примерно эквивалентен современному 4-му дану, ранг верхнего второго кю Тадацу Сингай предполагал его немалое мастерство. Хотя Сингай убеждал Сугино тренироваться серьёзнее, Сугино, похоже, мало подходил для кэндо (возможно, оно не соответствовало его природе), и он почти не продвинулся вперёд. Через некоторое время он решил бросить кэндо.

Настоящий талант Сугино в то время заключался в дзюдо. Он тренировался каждый день, утром и вечером, его желание укрепить себя привело его к тому, что он стал больше времени проводить на татами, чем кто-либо другой. Тренировки у Иидзука-сэнсэя были строгими и поэтому уровень клуба дзюдо унивреситета Кэйо (который ранее считался слишком слабым, чтобы достичь ощутимых результатов) и уровень Сугино неуклонно росли. Сугино иногда рассказывал историю, которую он однажды слышал от своего учителя дзюдо: “много лет назад на острове Кюсю Иидзука, используя своё дзюдо, победил некоего приверженца классического дзю-дзюцу. Когда он возвращался к себе домой в тот вечер, его противник подстерёг его, на этот раз размахивая клинком и оскорбляя, но Иидзука уложил его, и красиво провёл удержание”.

Иидзука был таким же строгим в своём подходе к этикету, каким сильным он был в поединке. Однажды один из старших учеников приказал Сугино побыть рефери, поскольку в тот момент в додзё некого больше было попросить об этом. Услышав это, Иидзука взревел: “Ни в коем случае! У вас нет хакама! Совершенно недопустимо судить матч по дзюдо без хакама!” “Обычно Иидзука был очень мягким, очень приятным человеком, - говорит Сугино, но в додзё, являясь учителем, он был тигром. Даже сейчас я чувствую высочайшее уважение и благодарность к нему”.

Непобедимый в дзюдо

Однажды состоялся турнир по дзюдо между университетом Кэйо и союзом четырёх школ, объединяющий технический университет Курамаэ, Токийский сельскохозяйственный университет, университет Риссё и токийский рыбопромышленный университет. Команда Иидзука была самой малочисленной, и Иидзука внёс Сугино в списки участников, несмотря на то, что он был ещё только первый кю. Его противники все были здоровенные обладатели чёрных поясов. Но когда Сугино ступил на татами в своём коричневом поясе, он бросил одного за другим шестерых из соперников, с седьмым матч закончился вничью. Потом его товарищи по команде сгрудились вокруг него и поздравяли: “Ты такой маленький, но ты так хорошо сегодня боролся! Даже Иидзука-сэнсэй так думает!” После турнира доверие к нему было беспрецедентным.

В конце того же года Сугино сдал экзамен на сёдан(1-ый) дан в Кодокан по рекомендации Иидзука. На этот раз он победил шесть противников подряд, получив ранг “сёдан с отличием”, звание, которое существовало в то время и указывающее, что способности экзаменуемого намного шире, чем требуется для обычного "сёдан". С тех пор и до заработанного 4-го дана, Сугино остался непобеждённым. Даже в соревнованиях "на выбывание" он неизбежно выносил всех, или по крайней мере получал ничью с последним противником.

Его друг Минору Мотизуки (нынешний глава Ёсэйкан Айкидо) однажды заметил о его навыках в дзюдо: “Сугино? Внутри этого парня ками [божества]!” Один из любимых приёмов дзюдо Сугино был "уцуригоси" (русские названия - "подсад-переворот", "бросок с переворотом на поясницу", "обратное бедро"), кроме того он очень любил разделы техник дзюдо "сутэмивадза", "уравадза" и "каэсивадза" и всегда использовал моменты, когда его соперник "открывался", небрежно недооценив его из-за его малых размеров. Но главное, что у него было - это уверенность, которую его учитель Иидзука, взрастил в нём.

Сугино настойчиво продолжал обучение дзюдо, день за днём, постоянно размышляя, как укрепить себя и свою технику. Имея весьма напористый нрав, он никогда не стеснялся высказывать свое мнение даже вышестоящим лицам. Однажды он даже спорил с Дзигоро Кано относительно техники дзюдо. Кано сказал, что "косигурума" (русские названия - "бросок через бедро с захватом шеи", "колесо через поясницу") и "огоси" (амплитудный, большой бросок через бедро (поясницу) с подбивом) были схожими техниками. Сугино настаивал, чтобы они были разными; для "косигурума", говорил он, вы укладываете противника на ваши бёдра, а в "огоси" нет. Это было практически неслыханным и совершенно необычным для занимающегося дзюдо - спорить о таких вещах с самим основателем этого искусства! Но Сугино обладал чрезвычайно прогрессивным духом и никогда не позволял себе быть связанным традицией или авторитетами. Даже тогда, будучи ещё сравнительно молодым, он уже был в поисках ответа на вопрос, “Как должно выглядеть современное дзюдо?”

Встретившись с Катори Синто-рю 15 сентября 1927 г., в то время ему было только 22 года, Сугино открыл собственное додзё (с костоправным кабинетом) в городе Кавасаки, где он в основном работал. Некоторое время спустя, присваивая Сугино 4-й дан в дзюдо, Дзигоро Кано сказал, что он должен рассмотреть какой-либо вид кобудзюцу в дополнение к его обучению дзюдо. Дзюдо само по себе недостаточно, Кано сказал, что ни один человек не может считать себя состоявшися мастером боевых искусств без изучения меча. Классическая традиция, в которой он представил Сугино, была Тэнсин Сёдэн Катори Синто-рю.

Катори Синто-рю, основанная Иидзаса Тёисай Иэнао (Ига-но Ками), передавалась из поколения в поколение на протяжении более 500 лет, в городе Симоуса региона Катори (ныне префектура Тиба). Считающаяся одной из основных японских боевых традиций, Катори Синто-рю никогда не преподавалась вне Тиба. Кано, однако, поинтересовался, можно ли как-то договориться, чтобы этот стиль преподавался и в Токио. Это вызвало большой резонанс в школе, и вопрос был подробно обсуждён. В конце концов было решено, что поскольку традиция Катори находилась тогда на грани падения в небытие, её следует активно распространять в Токио, чтобы предотвратить это.

Школа управлялась четырьмя сиханами: Наримити (в другом прочтении Сайдо) Тамаи, Содзаэмон Кубоки, Танэкити Ито, и Итидзо Сиина, которые и должны были преподавать этот стиль в Кодокан. Было решено, что эти четверо будут также останавливаться в Кавасаки по пути домой, и учить Сугино там по воскресеньям во второй половине дня и по понедельникам утром. Хотя Сугино тренировался в университете с синаем на тренировках кэндо, и это был его первый опыт владения настоящим мечом. Однако прошло немного времени, прежде чем он полностью погрузился в новый стиль обучения. Ката из Катори Синто-рю обычно длиннее и используют больше движений, чем другие классические традиции. При занятиях с мечом, например, "укэдати" (защищающийся, старший из двух по рангу) и "кирикоми" (нападающий, младший) атакуют и защищаются, перемещаются взад и вперед в длинных, динамических последовательностях движений, охватывающих целый спектр различных техник, каждый боец с мечом выявляет и атакует "суки" (бреши) в защите противника. В этом отношении Катори Синто-рю несколько отличается среди других стилей кобудзюцу, многие из которых, как правило, подчеркивают использование простых, менее проработанных движений.

Sugino начал занятия с мечом, но он также бросился в остальную учебную программу Катори Синто-рю, включющую в себя изучение иай-, бо-, нагината-, яри-, сюрикэн и рёто-дзюцу ("рёто" - два меча). Он не выделял никакой из этих разделов среди них, а одинаково продвигался в каждом и каждый наполнял энтузиазмом. Спрошенный однажды, будет ли, учитывая его дзюдо, он чувствовать некое сопротивление к классическому традиционному методу обучения, предусматривающему только ката, Сугино сказал : “Будо - есть ката. Обучения ката -это всё в Будо. "Сиай" (яп. - "соревнование, матч") пишется двумя иероглифами, означающими " встречаться" и "для проверки мастерства", но в контексте Будо термин более правильно будет записан двумя иероглифами (также произносящимися "сиай"), означающими " встретиться со смертью". Если у вас случится настоящий поединок с деревянными мечами, вы или ваш противник, несомненно, в конечном итоге погибнет, не так ли? В этом смысле, "сиай" (соревнования) не то, что вы можете делать тщательно и полностью. Когда вы пробуете поговорить с людьми о ката в наши дни, они часто кажутся немного разочарованными или незаинтересованными. "Ах да, ката..." - говорят они. Но относиться к ката так легко - это большая ошибка"

Затухающий интерес к дзюдо

У Дзигоро Кано был племянник Хонда, обладатель 6-го дана, работавший в Кодокан генеральным секретарём. “Он был из тех людей, чьё влияние ощутимо”, - вспоминает Сугино. Однажды Сугино, тогда 4-й дан, смело спросил Хонда, существуют ли в дзюдо какие-либо из тайных принципов “гокуй” ("гокуй"-секреты мастерства, связанные со всеобъемлющими жизненными принципами, отражающими принцип построения жизни, а также вытекающими из них вещами, такие как стратегия, маскировка техники, астрология, инкарнация и реинкарнация, связь с ушедшими и многие другие. Любая традиционная школа строится на принципах гокуй. Долголетие школы определяется именно степенью связи с принципами гокуй. -прим. редактора), на что Хонда ответил, что это не так. Сугино, переспросив, усилил нажим, - "Действительно? Совсем нет?" Хонда повторил свой ответ: "Нет, вовсе нет. В Кодокан дзюдо нет ни "гокуй", ни каких других секретов". "Нет "гокуй"...”, - Сугино задумался об этом сильнее. Даже такие настольные игры, как "го" и "сёги" имели "гокуй"; да и как может быть, что будзюцу, деятельность, в процессе которой сама жизнь человека находится в опасности, не иметь ничего подобного "гокуй"? Это не имело смысла. “Если дзюдо не имеет "гокуй”, - думал Сугино, - стоит ли его практиковать?” К растущему недовольству дзюдо добавилось то, что Сугино заметил, что в ряде случаев совершенно эффективные приёмы оставались незамеченными или непризнанными рефери. Его энтузиазм по поводу этого искусства начал ослабевать, постепенно вытесняемый в его сердце растущей привязанностью к Катори Синто-рю. В наше время дзюдо вообще больше не преподаются в додзё Сугино. “Современное дзюдо, с его весовыми категориями и прочие модификациями, стало ничем иным, как спортом, - сокрушается он. С его растущей приверженностью к Катори Синто-рю, Сугино сделал свои первые шаги по пути будзюцука, человека будзюцу.

Сугино - сотрудник банка

Сугино не раз описывал свою долгую жизнь, говоря : “Я не делал ничего, кроме Будо”, но в действительности был период, когда он имел работу, совершенно не относящуюся к Будо - в качестве сотрудника банка. В возрасте 20 лет, вскоре после окончания университета Кэйо, Сугино занял должность в Тайбэйском главном офисе банка "Канан". Его стартовая зарплата 90 иен в месяц была исключительной, учитывая 30 йен, как правило, предлагаемых для выпускников колледжей в то время. Сугино признавался, что в том, что он занял тогда ту должность, заключался небольшой секрет. Как только у него появился шанс, он использовал его для подачи заявления о переводе в отделение банка в Сингапуре, с целью наслаждаться жизнью в приятном тропическом климате малайского полуострова.

Во время его пребывания в Тайбэе, Сугино отнюдь не забывал о будзюцу. Он тренировался каждое утро с 8:30 до 11:00, потом надевал костюм и отправлялся на работу в банк в качестве консультанта по вкладам, работу, связанную с подробным бухгалтерским учетом поступающих средств. Честно говоря, Сугино был плохой работник банка, ибо он обнаружил, что дела в банке неизбежно находились на задворках его ума, по сравнению с его истинной любовью, боевыми искусствами. Конечно, он более чем компенсировал своё отсутствие энтузиазма в работе своим же постоянным участием в местных мероприятиях на тему боевых искусств и состязаниях.

В мае 1923 года Сугино участвовал в турнире дзюдо в Тайпэе. Он был выбран в качестве первого из пяти противников дзюдоиста с 3-им даном в матче "с пятью соперниками на выбывание". Дзюдоисты, способные участвовать в таких отборочных соревнованиях, как правило, рассматриваются как одни из наиболее квалифицированных, обладающих впечатляющей силой и способностью уложить, по крайней мере, пять противников без особых сложностей. Может быть, обманутый небольшим ростом Сугино, третий дан двинулся, чтобы исполнить то, что он, вероятно, думал, будет легко - внутренняя подсечка бедра, но в последний момент Сугино поймал его и с молниеносной сделал "уцуригоси", один из его любимых приемов. Бросок был почти идеальным, но судья так удивился, что запутался, как его назвать. Он не остановил поединок, так как у противника Сугино оставались ещё четверо соперников. Удивишись, что рефери ничего не сказал, Сугино продолжил матч и уложил обладателя третьего дана на татами в удушающий захват. В конце концов, его соперник показал, что сдаётся, но судья проигнорировал и это. Не имея другого выбора, Сугино продолжал использовать технику до тех пор, пока бедняга не потерял сознание.

Он был в ужасе от того, что его заставили зайти так далеко, чтобы быть признанным в качестве победителя. Его терзало чувство некоего омерзения и даже неуважения. После матча старший из учителей Сугино по дзюдо, Кунисабуро Иидзука, подошёл к Сугино и сказал: “Ну что, ты же ученик Иидзуки, а? Я должен сказать, теперешняя молодёжь Кодокан не подведёт!” Хотя молодой Сугино и принял похвалу, втайне он был взволнован и провели остаток дня в состоянии шока, хотя он отчаянно старался не показать этого.

С другой стороны, в то время как Сугино был занят в мире боевых искусств Тайбэя, его карьера не менялась в том направлении, в котором он надеялся. В частности, не было никаких признаков того, что перевод в Сингапур, который был обещан ему, станет реальностью. Только после долгих дискуссий с его начальником он получил ответ, что на самом деле банк не имел ни малейшего намерения переводить его туда. Понимая, что спор на эту тему невозможен, он решил уволиться и вернуться в Японию немедленно. В следующем году он открыл свое додзё в Кавасаки, который он назвал "Кодокан Дзюдо Сюгёдзё" (место изучения Кодокан Дзюдо).

Повседневная жизнь Сугино

Вскоре после того, как ему исполнилось 20 лет, Сугино женился на прелестной молодой женщине, в которую он влюбился по уши. Она родила ему сына, но, к сожалению, она скончалась вскоре после этого в результате послеродовых осложнений. В конце концов он женился на своей дальней родственнице, и супруги вырастили ещё четырёх сыновей и двух дочерей. Сугино говорит, что он был строгим отцом, требуя, чтобы его дети прилежно убирались в додзё, когда они были молоды, делали себя сильнее с помощью занятий Будо, когда они стали старше. Необычно, что даже собственные братья и сестры называли его “Сэнсэй”, ибо во многих отношениях он выглядел скорее как старший преподаватель, чем как старший брат. Только его младшая сестра Фусако, почти 20 лет его моложе, всегда называла его “старший брат”.

Сугино заполнял свои дни, посвящая их пациентам в его костоправной клинике и тренировкам в додзё. В те дни людей с переломами и подобными травмами чаще обращаись за лечением сначала в специализированную клинику, такую, как у Сугино, а не в обычную больницу. Другие врачи часто направляли своих пациентов к Сугино для такого лечения, и клиника процветала. Кое-что всегда удивляло посетителей семьи Сугино - тот факт, что все в семье говорили необыкновенно громким голосом. Конечно, Сугино, с его сильнейшими голосовыми связками, был причиной этого. Впервые посетители часто ошибочно думали, что члены семьи спорят, но на самом деле это просто была их нормальный способ общения.

В любой момент времени утром и вечером в додзё тренировались 5-6 ути-дэси. С добавлением второго додзё в окрестностях Кавасаки, у Сугино оказалось довольно много студентов. Его подход к преподаванию отнюдь не был жёстким, и он учитывал телосложение, силу, личностные особенности, темперамент и другие характеристики каждого отдельного человека. Хотя он был строг, и даже малейшая ошибка не могла ускользнуть от его глубокого понимания. И в таких случаях он ругал каждого, кто делал такую ошибку с таким рычанием, что эхо от него отражалось от стен додзё и нагоняло страху на всех присутствующих (не говоря уже о человеке, совершившем ошибку). В возрасте 91 года Сугино был уже не столь громким, как он привык быть, конечно, но всё ещё случалось, когда этот мощный голос возвращался. Он был известен что мог поразить всех присутствующих в помещении людей своим оглушительным “КАМПАЙ!!!”, который исходил из его хара (нижней части живота) настолько сильно, что даже на расстоянии нескольких метров казалось, что он кричит вам в ухо. Люди часто были потрясены, узнав, что такой голос мог принадлежать такому, казалось бы, хрупкому старому джентльмену. Но истинное значение его сильного голоса заключалось в том, что она была собрана из его постоянных наставлений своим ученикам, о том, что их киай (боевые крики) не достаточно громки, и из его явного удовольствия, когда кому-то наконец удавалось достичь нужной громкости. В любом случае, начиная от его преподавания в додзё, его собственный тренировок, и заканчивая его работой в костоправной клинике, Сугино всегда исполнял всё, что он делает, с “кричащим” энтузиазмом и искренностью, которые были постоянными чертами его личности всю его жизнь.

Кроме того (что неудивительно), он был не промах с пером. Кроме частого написания писем (он был верным корреспондентом), он всегда имел привычку держать записную книжку, в которой писал “что следует делать и чего следует избегать” в жизни и в процессе занятий Будо. Даже во время нескольких свободных минут во время езды в поезде он часто мог записывать наставления и ободрения самому себе : “Строгость к себе, терпимость по отношению к другим.” “Небо помогает тем, кто помогает себе сам.” “Жизнь заключается в том, чтобы упасть семь раз, а встать восемь.” Впоследствии,, прежде чем давать интервью, он тратил значительное время предыдущего дня на подготовку заметок о том, что он хотел бы сказать, и так он относится ко всем интервью. "Рано в кровать, рано вставать" - его девиз, он вставал каждый день в пять утра для занятий, и это было привычкой, приобретённой в его студенческие дни, когда он рано вставал для тренировок кэндо и дзюдо (утренние тренировки в Кодокан и по сей день начинаются в 5.30 и 7 утра, поскольку рабочий день в Токио начинается в 9 утра. – прим. редактора). Он ел всегда просто и без роскоши. “Я всегда стараюсь выйти из-за стола немного голодным, - говорил он. “Это более здоровый путь”. К этому надо добавить, что он всегда любил сакэ. “Когда я был молодой, мы считали ничего незначащим и вполне нормальным выпить, по крайней мере, три "сё"!” [1 "сё" = 1,8 л], Возможно, это небольшое преувеличение, но в любом случае не стоит вопрос о его любви к различным спиртным напиткам. Не смотря на то, что в настоящее время он, конечно, не сможет выпить столько, сколько раньше, но и сейчас он известен тем, что не отказывает себе в удовольствии пропустить глоток-другой как только представляется возможность.

Сугино носил свою "фирменную" длинную бороду с тех пор, как он открыл свое первое додзё. “Я начал её отращивать из-за отчаяния", - говорил он. “Посетители додзё время от времени просили меня, по-видимому, из-за моложавого лица, "приходить к ним на дом". Мне кажется, люди не думали, что я выглядел достаточно старым и уважаемым настолько, чтобы быть главой семьи или додзё. Один из моих ути-дэси, посоветовал, чтобы я отрастил бороду, и я принял его совет. И с применением вокруг рта и подбородка средства для выращивания волос, он говорит, что ему успешно удалось изменить образ “красивого юноши” (его даже звали “принц Регент” в банке из-за его сходства с принцем-регентом Хирохито) на образ “воина”.

Сугино и Айкидо

Когда ему было 24, Сугино изучал Ёсин-корю Дзю-дзюцу у известного учителя. В 1937 или 1938 году он был партнёром этого учителя в демонстрации, состоявшейся в Императорском дворце. Там он также демонстрировал Катори Синто-рю со своим учителем Итидзо Сиина. Это демонстрация боевых искусств была организована Обществом поощрения классических японских боевых искусств, организацией, созданной несколько лет назад, в 1935 году по инициативе министра юстиции, самого являвшегося высокопоставленным учителем кюдо (традиционной японской стрельбы из лука), и в сотрудничестве с членами Палаты Советников. Вместе со своими учителями Сугино присоединился к новой организации в качестве представителя Катори Синто-рю. В апреле того же года, Общество отметило своё создание демонстрацией боевых искусств, которая состоялась в общественном зале Хибия, и с этого времени и до конца войны в 1945 году спонсировало специальные демонстрации классических боевых искусств (кобудо), посвящённые наиболее важным синтоистским святилищам по всей Японии, в этих самых святилищах. Сугино участвовал во многих из них. Сугино продолжил изучение Ёсин-корю Дзю-дзюцу, пока он не дошёл до уровня "Кёси" (между рангами "Рэнси" и "Ханси"). В дзюдо, он, однако, не принял никаких дальнейших рангов, несмотря на неоднократные рекомендации по продвижению. “Кодокан дзюдо стал спортом, - говорил он, - и я не был заинтересован в этом”.

Сугино впервые встретился Морихэем Уэсибой в 1931 или 1932 году, в недавно построенном додзё в квартале Вакамацу в токийском районе Синдзюку. Он был представлен основателю айкидо через знакомого, который был обычным студентом Основателя айкидо - и более или менее важной персоной,-это в те дни, когда трудно было даже наблюдать процесс обучения айкидо без ходатайства очень уважаемой личности. В то время, Морихэю Уэсибе было около 50 лет, и он был уже хорошо известен в мире боевых искусств.

По воспоминаниям Сугино, при их первой встрече он был удивлен, увидев маленького, но очень крепкого человека, с широкой улыбкой во всё лицо. Он удивился, действительно ли это тот Уесиба, о котором он так много слышал. Около двух лет назад основатель дзюдо Дзигоро Кано посещал додзё Уэсибы в сопровождении некоторых из своих студентов, в том числе знаменитого “гения дзюдо” Нагаока. Наблюдая за обучением, Кано заметил в восхищении: "Вот это - настоящее дзюдо!” Нагаока был явно ошеломлён и возмущён таким неожиданным комментарием и импульсивно бросил вызов своему учителю: “Тогда то дзюдо, которым мы занимаемся - не настоящее? То, что мы делаем в Кодокан - ничто иное, как ложь?” Кано объяснил, что он не подразумевал такие вещи, и что он имел ввиду, что айкидо - это дзюдо, в широком смысле. Он продолжал хвалить Уесибу, а потом попросил его обучать некоторых из своих студентов, в том числе Минору Мотизуки, который, принадлежа к серьёзным личностям, как и Сугино, и также практиковал Катори Синто-рю.

Сугино уже был знаком с этой историей, когда он встретил Уэсибу. Основатель начал давать импровизированную демонстрацию своего боевого искусства, которое впечатлил Сугино своей абсолютной свободой и непретенциозной манерой исполнения. Он внимательно смотрел на движения Уэсибы, отмечая, как его тело, казалось, было воплощением чистой энергии, когда он свободно двигался по помещению, разбрасывая своих атакующих туда и сюда, и при случае выполняя точно рассчитанные удержания. Те, кому не хватает глубокого понимания будзюцу, как правило, являются обманутыми красотой и потрясающим мастерством демонстраций айкидо Уэсибы, и часто предполагают, что эти демонстрации были просто подготовлены заранее. Но Сугино достиг той точки в своей тренировке, когда он был способен легко отличить настоящую боевую технику от подделки в виде "танцев", и он знал, что то, что он видел, было подлинным.

На эту тему Сугино говорит: “Если нечто не настолько хорошо, что заставляет людей думать, что это подделка, то это ненастоящее айкидо. Техники Уэсибы были по-настоящему живыми, был ли он с "пустыми руками" или держал посох и меч. Вы почти могли " видеть ", как ки течет у него в руках”. Он продолжает: “Люди, вроде Тэнрю (бывший борец сумо очень высокого ранга), вероятно, про себя думали, что техники Уэсиба-сэнсэя были обманом, когда они впервые видели эти техники. Но Уэсиба Сэнсэй чётко видел такие сомнения. Он сказал Тэнрю: "Аа, Тэнрю, вы очень сильный!" и протянул руку, чтобы похлопать Тэнрю по плечу. Но этим простым, лёгким движением он разбалансировал борца полностью. Впечатлённый демонстрацией Уэсибы, Сугино поступил в додзё сразу же.

Он вспоминает: “Уэсиба всегда улыбался или задорно смеялся, как какой-то игривый бог, но когда доходило до будзюцу, он обладал почти сверхчеловеческой проницательностью. “Всякий раз, когда мы наблюдали за демонстрациями других боевых искусств, он их комментировал: "Эта техника выполнялась так-то... Видели, как он только что двигался? На самом деле это было такое-то движение ... " и так далее. Он понимал всё, что делалось, даже наблюдая с расстояния. ” В отличие от сегодняшних дней, учителя тогда не использовали подход к обучению “ориентированный на студента”, и никто даже не мечтал ожидать подробных разъяснений техники. Уэсиба не стал исключением из этого старого подхода. Он энергично выстреливал одну чёткую, ясную технику за другой, без особых объяснений, и он никогда не показывал одну и ту же технику неоднократно. Даже когда его студенты хотели его спросить, чтобы увидеть что-то ещё, он обычно говорил: “Следующая техника!” и сделать что-то совершенно другое. По Сугино, тренировки в те дни всегда были такими. Внимательное, "родительское" обучение, которое более или менее нормально в наши дни - на это тогдашние ученики не могли даже надеяться, и они должны были быть намного более внимательными, и работать намного более усердно, чтобы понять.

В 1935 году Сугино получил лицензию на право преподавания от Уэсибы и после войны додзё Сугино стало вторым додзё системы Айкикай в Японии. Сын Уэсибы Киссёмару (нынешний Досю), и иногда Уэсиба сам приезжали преподавать туда раз в месяц. Уесиба даже спрашивал Сугино, не хочет ли тот рассмотреть вопрос о том, чтобы посвятить себя айкидо в профессиональном смысле, но после, учтя свои семейные обязанности, Сугино неохотно отказался от этой идеи. Однако, тесная взаимосвязь между додзё Сугино и айкидо продолжалась даже после смерти Уэсибы, и даже сегодня известно, что студенты Сугино могут продемонстрировать айкидо на высоком уровне.

Изысканные, но грозные техники

Хотя Сугино был несколько удивлён маленьким ростом Уэсибы, он был под впечатлением его могучего телосложения, но мастер боевых искусств, с которым он столкнулся на демонстрации, спонсируемой "Asahi News" в Осаке в 1942 году, был совсем другой. Сугино смотрел на других выступавших, когда он ждал своей очереди, чтобы выйти на площадку. Маленький человек, ростом менее 150 сантиметров вошёл в демонстрационную зону. Он казался таким хрупким и маленьким, что казалось - он лишь немного сильнее ребёнка. Но его взгляд! ... Он окинул толпу пронзительным взглядом. Сокаку Такэда.

Пожилой Сокаку стоял прямо в центре, на полу, глядя яростно, как статуи свирепых, мускулистых божеств, охраняющих ворота многих японских храмов. Его противники, группа крепких дзюдоистов из Кодокана, хмуро исподлобья смотрели на него. После короткого представления, Сокаку начал свою демонстрацию. Один из дзюдоистов шагнул вперед и внезапно ударил правой рукой Сокаку в голову. Сокаку встретил удар левой рукой, повернулся, схватил дзюдоиста за правую руку и бросил его вниз. "Ну, ладно! Как насчёт такого?!” закричал он.

Следующий человек нанёс яростный удар Сокаку в лоб. На этот раз Сокаку встретил атаку правой рукой, снова повернувшись и открыв свою стойку, схватил нападавшего за руку и бросил его легко на спину - поверх первого нападающего! "Следующий! Давай, быстро, быстро!” Остальные дзюдоисты бросился в новые атаки. Двигаясь так и эдак и Сокаку избегал их ударов, и укладывал их одного за другим, в конечном счёте сваливая их в кучу, напоминающую гигантскую подушку. У всех на лице было страдальческое выражение, они пытались высвободиться, но Сокаку удерживал их всех, легко держа их спутанные руки одной своей рукой.

Сугино ощутил дрожь по спине - отчасти от удивления, отчасти от страха, когда смотрел на пожилого Сокаку спокойно раскидывающего его здоровых, крепких, уверенных молодых противников на пол и удерживающего их там почти без усилий. Техника Сокаку явно не имела ничего общего с физической силой. Это был, и Сугино это понял, высочайший уровень применения некоторых важных принципов (гокуй – прим.редактора), представлявших собой не что иное, как квинтэссенцию японских боевых искусств.

К тому времени, Сокаку Такэда уже давно стал известной фигурой в мире японских боевых искусств и его методы эхом отзывались среди боевых искусств того времени. Сугино знал его, конечно, прежде всего, как учителя Морихэя Уэсибы по Дайто-рю. Он никогда не говорил с Сокаку непосредственно и видел Сокаку лишь на этой демонстрации, низкорослый мастер Дайто-рю оставил такое яркое впечатление на Сугино, что оно сохранилось и по сей день, но это впечатление было, как ни странно, двойственным: в то время он чрезвычайно высоко оценил уровень и качество "айки-техник" Сокаку, он откровенно признаёт, что нашёл отношение Сокаку к его оппонентам в определённом смысле низким, в особенности когда тот издевался и насмехался во время демонстрации: “Ну, видишь, что с тобой случилось... Эй ты, вставай с земли, Эй?! ” А когда он обездвиживал их с помощью удержания, из которого они пытались высвободиться, он лупил их по задницам и приговаривал: “Ну что, слабак, ты считаешь себя мужчиной?!”

Минору Мотидзуки, друг Сугино, рассказал ему историю об одной из своих встреч с Сокаку: “Когда-то я занимался в доме Уэсиба-сэнсэя, и пока он отсутствовал, пришёл Сокаку. Я приготовил ему чаю, но он не захотел пить его. Вместо этого, он наполнил ещё одну чашку и велел мне выпить её сначала. Я сделал это, и только после этого он, наконец, выпил чай сам. Так же было и с пирожными и всем остальным, что я ему подавал, - остерегаясь яда, он не трогал ничего, пока я не пробовал это в первую очередь!” Сугино вспоминает: “Сокаку, конечно, имели прекрасную технику, без вопросов. Но его отношение, ну, это было действительно что-то ...”. Сугино является настоящим “живым свидетелем” прошлых времён, он легко вспоминает рассказы о наиболее важных фигурах боевых искусств с ясностью, словно это случилось вчера. Услышав его слова, легко понять, почему он стал известен как “последний мастер меча”.

Вторая мировая война и послевоенный период

С 1937 года Сугино был крайне занят. Он занимал должность инструктора боевых искусств в педагогическом колледже в Тиба, учил Катори Синто-рю в различных местах префектуры Тиба, а также в начальной школе Фудзи в Асакуса. Он также учил нагината-здюцу (короткий изогнутый меч с длинной рукояткой/древком) в женском профессиональном училище в Йокогаме и дзюдо в школе Кэйо второй ступени. В 1941 году он в соавторстве с другим студентом учителя Сиина (которую звали Ито Кикуэ – прим.редактора) издал книгу “Тэнсин Сёдэн Катори Синто-рю будо Кёхан”, и его голос, уже знакомый в мире будо Японии, распространился ещё дальше.

В декабре того же года начались вспышки войны в Тихоокеанском регионе. Ряды ути-дэси в додзё Сугино таяли, так как людей призывали в армию. Как и большинство мужчин его возраста, Сугино подлежал призыву, но, несмотря на высокие результаты, выявленные на призывной комиссии, он не был призван на действительную службу. Вместо этого, он был назначен, по крайней мере, официально, в качестве “солдата нестроевого вспомогательного транспортного подразделения”, - должность, связанная с доставкой и транспортировкой оружия, припасов и продовольствия на фронт. В то время такие солдаты вспомогательных сил получали меньше уважения по сравнению с солдатами регулярной армии, и о них часто высказывались пренебрежительно, вроде “называть их солдатами - всё равно, что назвать бабочек и стрекоз птицами”. (Кстати, есть история, что, когда Морихэй Уэсиба был молод, его кандидатура вначале была отклонена для призыва на строевую службу после неудачного прохождения призывной комиссии, и, когда ему предложили должность нестроевого солдата-носильщика, он с негодованием отказался, заявив : “Вы просите МЕНЯ стать носильщиком?!”) Сугино с грустью воспринял тот факт, что он избег активной строевой службы, и считал, что ему не повезло: “Я сдал квалификационные экзамены с честью, но мне не суждено было вытащить мой номер в лотерее". Что бы ни случилось на самом деле в этой истории освобождения Сугино от военной службы, это никогда не будет известно, но в любом случае он говорит, что рад, что смог пройти годы войны, не убив ни одного человека.

Война становилась всё сильнее, пока не повернулась против Японии. Окна дома и додзё Сугино были оклеены изнутри тёмной бумагой с целью светомаскировки в надежде избежать смерти от ночных бомбардировок. В конце концов, это не имело большого значения, когда город Кавасаки превратился в море огня в очередной налёт американских бомбардировщиков. Когда пожар подошёл к дому и додзё, Сугино бросился наружу, прижимая к груди связанные яри (копьё), и нагината, которые он был полон решимости сохранить. Он повёз семью в сельскую местность в Фукусима, чтобы остаться с семьёй одного из его учеников, который их пригласил. “Поезда были забиты свыше всяких норм людьми, бежавшими из города", - вспоминает он. “Люди в поезде, собиравшиеся в Фукусима, хмуро косились на меня, когда я втискивался в вагон со своим длинным неуклюжим свёртком с оружием”.

Находясь в Фукусима, Сугино большую часть своего времени проводил в тренировках или уходе за ранеными и постепенно его семья обжилась там. В самом деле, они даже начали находить Фукусиму достаточно приемлемым местом и рассматривали возможность окончательно поселиться там. Затем наступил конец войны. Сугино был на горячих источниках Анахара, когда услышал радиотрансляцию императорского указа о безоговорочной капитуляции Японии. Он вспоминает, что чувствовал себя полностью ошеломлённым, лишённым всей его воли и энергии, как будто всё, что он знал, внезапно перестало существовать. Он решил, что будет лучше вернуться в Кавасаки и восстанавливать жизнь там. Как это случилось, он проводил курс лечения одного пожилого человека, который сломал руку, так что он отправил свою семью вперёд, и оставался в Фукусима ещё некоторое время, до окончания курса лечения. К счастью, некий человек смог помочь семье Сугино обустроиться на новом месте и начать всё заново. Тем не менее, большинство мужчин в ещё не вернулись с войны, и некоторое время не было никакой возможности даже думать о возобновлении тренировок в додзё Сугино, как раньше.

Но время шло, и, в конечном счёте, бывшие солдаты начали возвращаться на родину. Много людей - и солдат и гражданских - имели травмы опорно-двигательного аппарата и Клиника Сугино стала более занята, чем когда-либо. Оккупационные войска рассматривали боевые искусства в качестве угрозы, и наложил безусловный запрет на них. Сугино беспрекословно сдал два меча властям (и их больше никогда не вернули, говорит он), но он, конечно, не собирался “запрещать” тренироваться самому себе. Он заклеил окна непрозрачной бумагой и продолжал заниматься втайне. Слабый звук мечей, доносившийя из его нового додзё рядом со станцией Кавасаки, стал предвестником замечательной деятельности Сугино в годы, которые последовали далее.

После войны семья Сугино столкнулась с нехваткой продовольствия и другими проблемами, наполнявшими каждый день трудностями. Инфляция обрушила иену до десятой доли предвоенной стоимости. Правительство, казалось, было не способно к разработке любой эффективной помощи, переложив всё на отдельных граждан, которые искали пути, чтобы обеспечить свои семьи.
Хотя Сугино работал в своей клинике, его семья не смогла избежать лишений. Чтобы стать более самодостаточными, они устроили огород на части семейной земли, но им по-прежнему приходилось покупать рис на "чёрном рынке". Дети Сугино хорошо помнят те годы, в частности то, как их отец заботился о своём отце. Каждый день он покупал старику немного белого риса и сакэ, даже если это означало остаться самому голодным.

Постепенно в Японии началось выполнение грандиозной задачи восстановления. Запрет на занятия боевыми искусствами был отменён, позволяя Сугино вновь открыто поднять свой меч. Он чувствовал себя так, как если бы пришла новая эра, но глубоко скорбел о бывших студентах, погибших на войне. Новое додзё было завершено в 1950 году, и Сугино устроил некоторых из своих студентов в свою клинику, чтобы они могли посвятить себя исключительно Будо. Друзья говорили, что он немного располнел (возможно, по сравнению с тяжёлыми военными и послевоенными годами), но его энтузиазм по поводу боевых искусств остался непоколебленным, и тренировки у него были так трудны, как и всегда. Новым студентам приходилось выполнять сотни одиночных базовых рубящих движений с мечом, и, когда их невысокий учитель входил в додзё, они должны были смотреть прямо перед собой, чтобы выслушать бескомпромиссную инструкцию. Те, кто не сответствовал строгим стандартам учителя (он не упускал ни малейшей ошибки) вынуждены были выслушивать : “Повтори! Нет! Снова неправильно! Ещё!”, пока они, наконец, не достигали необходимого уровня.
Сумиэ Исибаси, дальняя родственница Сугино и одна из немногих женщин-студенток в додзё вспоминала, что ей приходилось прятаться в туалете и плакать.

Сугино и Куросава

В начале 1950-х годов Сугино был занят преподаванием в ряде школ, в дополнение к его собственному додзё. Однажды пришло сообщение от Общества поощрения классических японских боевых искусств, о том, что кинорежиссер Акира Куросава будет снимать новую самураскую драму, и надеется, что Сугино будет консультировать актеров. Название фильма должно было быть "Семь Самураев".

Это был уже не первый раз, когда Сугино предлагалось поработать в киноиндустрии. В 1937 году он ставил сцены с копьём в фильме Мори Огаи "Семья Абэ", в котором снимались известные актёры театра Кабуки. С тех пор он также работал в различных постановках, чтобы научить актёров подлинным техникам боевых искусств. Куросава уже сделал несколько фильмов, в том числе "Пьяный Ангел", "Расёмон", "Жить", которые уже считались шедеврами. Его следующий проект должен был быть самурайской драмой, в которой статичные боевые сцены, обычно используемых в таких фильмах, будут заменены на что-то близкое к реальности. Он связался с Министерством Образования, чтобы ему представили подходящего инструктора. Министерство передало запрос в Обществое по продвижению классических японских боевых искусств, которое предложило Ёсио Сугино от школы Катори Синто-рю и Дзюндзо Сасамори от школы Оно-ха Итто-рю.

Сугино и Сасамори познакомились с Куросавой в мае 1953 года, на встрече, состоявшейся в престижном ресторане в Сибуя, и к ним присоединились многие из тех актёров, которые должны были сыграть самураев в фильме. Один за другим они представились: “Такаси Симура, к вашим услугам... я Тосиро Мифунэ... Минору Тиаки. Я всего лишь актер, пожалуйста, будьте ко мне снисходительны!. . Сэйджи Миягути... .Ёсио Инаба... Дайсукэ Като... Исао Кимура...”

Когда представления были закончены, Куросава изложил свое видение фильма. “Сюжет прост, - сказал он, - Жители небольшой деревни нанимают семерых самураев, чтобы защитить их от разбойников. Но я надеюсь сделать фильм приятным в просмотре с помощью некоторых новых способов, один из которых будет состоять в том, что боевые искусства сцены должны быть более захватывающими и реалистичными. Чтобы помочь нам достичь аутентичности, я заручился сотрудничеством у этих двух мастеров”. С этими словами он повернулся к Сугино и Сасамори, его лицо пылало энтузиазмом и предвкушением, и все начали оживленную дискуссию о фильме и Будо вообще.

Подготовка к съёмкам началась на следующий же день. Актёры примеряли свои костюмы, в то время как остальные сотрудники были заняты другими приготовлениями. Сасамори появился на съёмочной, и мрачно глядя, сказал: “Министерство Образования только что попросил меня поехать преподавать в Европу. Я не знаю, когда мне придётся уйти, но я сомневаюсь, что я смогу продолжить работу над фильмом”. Однако он сказал Куросаве: “Даже если мне придется распрощаться, на самом деле беспокоиться не о чем, поскольку Сугино-сэнсэй может научить всему, от копья до иай и даже айкидо. Я оставляю вас в хороших руках”.

Когда пришло время сделать памятные фотографии съёмочной группы, Сасамори отказался присоединиться, так как он больше не был частью группы. Сугино и остальные были впечатлены его чувством чести и убеждённостью. Куросава, хотя и был, безусловно, обескуражен, принял слова Сасамори близко к сердцу и не искал ему замену, оставив Сугино единственным консультантом и инструктором по боевым искусствам в том, что должно было стать одним из самых важных фильмов этого режиссёра.

Съёмки было сопряжены с трудностями с самого начала. Неожиданно много времени было потрачено на поиск подходящего места. Лошади отказывались выполнять команды всадников. Плохая погода вызывала отставание съёмок от графика. Дух съёмочной группы были низким. Но Сугино "остался с пациентом" и направил своё безраздельное внимание на обучение актёров, начиная с базовых движений меча Катори Синто-рю, правильной стойки и правильного положения рук при использовании оружия.

Куросава просил Сугино научить актёров приёмам, которые будут выглядеть как можно более подлинными с точки зрения боевых искусств. Постановка сцен боёв в таких драмах ранее была под влиянием, в основном, чрезвычайно декоративного стиля театра Кабуки, но снимая "Семь Самураев", Куросава, должен был ответить на вопрос, “Каким должен быть бой на мечах в фильме, чтобы он выглядел настоящим?”

Он начинал изучать этот вопрос в одном из его ранних фильмов, "Расёмон", в ожесточённом противостоянии между бандитом, которого играл Тосиро Мифунэ, и путешественником, которого играл Масаюки Мори. Эта сцена - одна из самых яростных, снятых в невиданном до того жанре. В ней Куросава искал новый язык кино, который включал в себя дрожащих от страха и ярости сражающихся мужчин, которые отскакивали назад в ужасе, когда их мечи приходили даже в самое лёгкое соприкосновение. Это была необычная работа для того времени, однако она получила высокое признание у критиков и зрителей во всем мире как первый реалистичный бой на мечах в японском кино.

Сугино тоже был заинтересован в достижении подлинности сцен. С помощью своей студентки Сумиэ Исибаси, он показал техники меча и иай из Катори Синто-рю таким образом, что это дало и Куросаве и его актёрам чёткое представление, что именно представляло из себя будзюцу. То, что привлекло внимание Куросавы - это было уверенные, уравновешенные манеры Сугино, и он приказал актёрам подражать этому максимально близко, включая то, как он ходил, как он опускался на колени и любые другие аспекты его повседневной жизни, которые они могли заметить. Куросава понимал, что существует значительная разница в поведении между обычными людьми и самураями старого времени, которые проводили всю свою жизнь с тяжёлыми мечами за поясом.

Фильм "Семь Самураев" совершил открытия в нескольких аспектах. К примеру, есть специалисты (они называется "татэси"), которые учат актёров движениям, которые могут быть использованы в сценах поединков. Однако, на съёмках "Семи Самураев", роль этих людей была сведена к дополнительным подсказкам во время масштабных батальных сцен. Сугино учил основных актёров на репетициях. Куросава очерчивал своё видение сцены, и Сугино предлагал подходящий сценарий данной сцены и продемонстрировал ключевые моменты. Иногда Куросава соглашался и говорил : “Да, прекрасно!!! Это подойдёт!”. Но в других случаях он будет убеждён: “Это не выглядит настолько сильно, как то, что я ищу. А что, если мы делаем это так, а?” На это Сугино мог ответить : “Нет, это не будет работать, потому что ни один фехтовальщик никогда не будет настолько глуп, чтобы так высоко поднять свой меч и оставить свой живот незащищённым! Чтобы защитить себя - видите - он сможет поднять меч лишь настолько". На это Куросава мог ответить : “Ах, я вижу, что вы имеете в виду.”

В одной важной сцене Куросава хотел снять крупным планом лицо Мифунэ в пылу сражения. Сугино предложил технику, в котором Мифунэ бы поднял свой меч, чтобы разрубить шею противника, но Куросава отверг это, потому что другой актер плечом закрыл бы лицо Мифунэ от камеры. Затем он предложил альтернативный движение, но Сугино отказался, потому что она не была в соответствии с принципами будзюцу. И так оно и продолжалось, оба они привносили творчество и мастерство вместе, чтобы непрерывно улучшать постановку батальных сцен в "Семи Самураях", каждый развивая своё глубокое понимание искусства другого, в процессе съёмок. Куросава был заинтересован в создании батальных сцен, которые были бы эффектны с кинематографической точки зрения. Сугино хотел от актёров для выполнения техник в соответствии с принципами боевыми искусствами. Эти различные взгляды часто были источником разногласий, но двое мужчин обменивались творческим видением и приверженностью подлинности, отражающихся в самых строгих стандартах, которых оба они придерживались.

В первый раз Сугино был вовлечён в такой большой проект, и иногда он терялся, когда сталкивается с методами киноиндустрии. Он был удивлен, например, в той лёгкости, с которой актеры владели своими, казалось, настоящими мечами, пока при ближайшем рассмотрении выяснилось, они были сделаны из дерева, покрытой серебряной бумагой, что был стандартным для реквизита в то время. Сумиэ Исибаси помнит деревянно-бумажные клинки: “Самой большой проблемой было то, что они были слишком лёгкими и их трудно было использовать убедительно.”

Предназначенные для предотвращения травм актёров, эти “мечи” давали настолько излишнее чувство лёгкости обращения с ними, что даже самым талантливым актерам было тяжело соответствовать стандартам Куросавы или Сугино. Когда Сугино попросил актёра по имени Бокудзэн Хидари замахнуться мечом “как будто он действительно может рубить” разочарованный актёр поверг всю съёмочную группу в припадок смеха, выпалив: “Да ну, как можно вообще предполагать, что этот дрянной меч может рубить? Только актёры в главных ролях имели стальные мечи.

Хотя Сугино был непреклонен в том, актёры должны были использовать аутентичные техники боя (реальное-не значит разнообразно красивое.-прим.редактора), были моменты, когда он соглашался, что бои на экране будет отличаться от реальных. Куросава иногда критиковал техники, предлагаемые Сугино: “Это не интересно”, он мог сказать. “Нам нужно что-то, от чего может захватило дух, удивить зрителей”. Сугино делал всё возможное, чтобы удержать авторскую фантазию Куросавы в допустимых рамках, и в конце концов его постановки батальных сцен вписались в фильм. Он был достаточно осторожен, чтобы не препятствовать общему замыслу картины.

По мере продолжения съёмок Сугино всё больше ценил энтузиазм и перфекционизм (сделать на все сто. – прим.редактора) Куросавы. Режиссёр мало думал бросать о том, сколько ещё времени и денег нужно затратить на проект и требовал максимальной отдачи от каждого члена съёмочной группы. Он мог переснимать одну сцену до 30 раз, пока она не получалась в точности так, как он этого хотел. Это порождало интересный эффект, когда актёры, измученные, раздраженные и становящиеся всё более апатичными, вдруг бросались с головой в то, чтобы достичь совершенного результата, как волны против скал, но Куросава мог лишь усмехнуться и сказать: “Теперь это более похоже...” И так съёмки постепенно продолжались, и так сцена за сценой - фильм обретал форму.

Даже когда режиссёр был доволен, Сугино часто выбегал на съёмочную площадку и, его громкий голос прерывал сцену: “Нет, нет, нет! Не так! Руби! Руби! Ради Бога! Ни один фехтовальщик никогда не станет так, как этот косолапый голубь! Ваши ноги должны быть более напряжены, а колени должны быть больше согнуты”. Затем он физически выстраивал у несчастного актёра боевую стойку и показывал правильные движения. Он вынуждал каждого актера тяжело работать, чтобы заслужить его одобрение. Он был настолько строг, что про него актер Дайсукэ Като вспоминает, “Это было так, как будто я снова оказался в армии!”

Съёмки начались в мае и должны были занять около трёх месяцев. Но прошло лето, и наступила осень, но отснято было менее трети необходимого. Сотрудники начали шутить, что фильм должен называться "Семь Лет Самураев". В один момент Куросава заболел, и ему пришлось лечь в больницу, съёмки лихорадило, графики пришлось корректировать. Были определённые сомнения, что этот вообще фильм когда-нибудь будет завершён. Расходы взлетели далеко за пределы 70 миллионов иен, заложенных в бюджет.

Сугино оставался со своими подопечными, проводя немало времени на месте, знакомясь со съёмочной группой и часто принимая их у себя. Поскольку он консультировал актёров во время съёмок лично, не было ничего необычного, что актёры посещали его додзё. Однажды его посетил Сэйдзи Мягути, который изначально отказался от роли в фильме, поскольку не чувствовал в себе способность сыграть роль сильного, мужественного самурая. Но Куросава сказал, что не нужно беспокоиться, так как умелая операторская работа укрепит его имидж.

Миягути пришёл к Сугино проконсультироваться для сцены, в которой его персонаж Кюдзо - один из самых известных в "Семи Самураях" - впервые появляется в кадре. В этой сцене Кюдзо вынужден участвовать в поединке с местным надутым задирой и, в конце концов убивает того мечом. Миягути было необходимо убедить зрителей в мастерстве владения мечом Кюдзо и его добродетелях, как самурая. Кюдзо использовал рубящий удар из позиции "ваки но камаэ", и Миягути умолял Сугино научить его этой технике.

“Я никогда не занимался кэндо или чем-либо подобным в моей жизни, - сказал он, - Я понятия не имею, что делать!”
“Не беспокойся об этом” ответил Сугино. “Это даже лучше, что у вас нет опыта. Актеров, у которых есть такой опыт, гораздо труднее научить из-за их неправильных привычек. Покажите, что вы собираетесь делать”.
Миягути встал в стойку и спросил неуверенно : "Вот так?”
"Да, совсем неплохо” поощрил Сугино. “Попытайтесь опустить лезвие меча немного ниже... да, да, вот так! Лезвие должно быть полностью скрыто от противника, стоящего перед вами, чтобы он не мог определить его длину, что будет пугать его. Вот так... понимаете, что я имею в виду?”
Миягути внимательно слушал инструкции Сугино, и скоро прекрасно управлялся с мечом, несмотря на полное отсутствие опыта. Он провел два дня в занятиях, и с небольшими дополнительными подсказками во время съёмок эта сцена стала одной из самых выдающихся в "Семи Самураях" и вообще в истории этого жанра кино.

Сугино преподавал с большим энтузиазмом, давая подробные инструкции по использованию рук, движениям ног и правильным стойкам, стараясь так объяснять, чтобы его актёры-самураи-ученики поняли Будо более глубоко. Случалось, что актёры и персонал съёмочной группы, работавшие на других съёмочных площадках, отвлекались на "рокочущий" голос Сугино. Они обнаружили, что присутствие такого человека, как Сугино - который, казалось, был самим воплощением образа воина прошлого - было интересно само по себе. Его лекции на темы различных принципов и теорий искусства владения мечом могли быть не особо полезны для съёмок данного фильма, но оставляли глубокое впечатление. Многие из этих зрителей несомненно, были актёры, заинтересованные в том, чтобы уловить некоторые моменты, которые можно будет использовать в своих будущих ролях. Но были и такие, кто просто был очарованы резким киай Сугино, его чёткими движениями и бесстрашным выражением лица.

Наступил новый год, съёмки затягивались. Некоторые начали презрительно шептаться, что название надо изменить на "Семь стариков". Но Куросава, будучи перфекционистом, считал, что снимать нужно столь долго, сколько потребуется для того, чтобы всё было снято верно. Сугино также помог обучить“армию” крестьян использовать татэяри (бамбуковые копья). “Опустите ваши бёдра и сделайте так, чтобы копьё и тело стали едины, - говорил он, поднимая копьё и демонстрируя это. “Когда вы протыкаете, делайте это прямо”. Благодаря полным энтузиазма инструкциям Сугино, кульминационные моменты, в которых жители присоединялись к сражению семи самураев с разбойниками, стали чётко снятыми, реалистичными батальными сценами.

Последний кадр "Семи Самураев" был, наконец, отснят в марте 1954 года. Потраченное время было беспрецедентным для тогдашней японской киноиндустрии. Измученные актёры, запыхавшаяся съёмочная группа и все другие, кто участвовал в создании картины, включая Сугино, вздохнули с облегчением. Когда фильм был выпущен примерно через месяц, он моментально стал хитом и быстро заработал достаточно, чтобы покрыть два миллиарда иен, затраченные на производство, сумму по тем временам достаточную, чтобы снять семь обычных фильмов.

Сугино был удовлетворён тем, что фильм успешно изображал аутентичные (простые и реальные, без изысков и показных эффектов- прим.редактора) японские боевые искусства. Участие Сугино в производстве "Семи Самураев" помогли углубить свои связи с киноиндустрией, и он продолжил наставлять актёров. Он работал с Куросавой снова, на съёмках "Скрытой крепости" (по сюжету которой Лукас снял "Звёздные войны" - прим. перев.) и "Ёдзимбо" ("Телохранитель"), в которых Мифунэ играл главные роли. Сугино говорил, что он был самым талантливым актёром, которого он обучал. Тосиро Мифунэ был актёром, с которым у Сугино был глубочайший контакт. “Он был по-настоящему сильным, - говорит Сугино, - Он держал бёдра низко, стоял прочно, как будто пускал корни, и его стойка была по-настоящему устойчивой”. И Сумиэ Исибаси вспоминает: “Как только Мифунэ брал меч, его бедра как бы падали вниз, это было совершенно изумительно".

Мифунэ был актёром из актёров. Он всегда исследовал свои роли с энтузиазмом, жадно вникая в информацию и задавая одни и те же вопросы снова и снова, пока не чувствовал, что понял всё, что ему нужно знать, чтобы представить боевые искусства на экране, насколько это возможно аутентично. Сугино вкладывал каждую унцию энергии в обучение такого восторженного ученика. Он бросил вызов Мифунэ (который сказал, что вынужден двигаться так быстро, что большая часть движений на плёнке будет утеряна) попытаться двигаться так быстро, что другие актеры нашли бы это невозможным. “Это трудно, Мифунэ-сан, но я уверен, что вы справитесь с ним, - сказал он. И, конечно, Мифунэ справился. Даже если он не мог сделать это с первой попытки, он продолжал повторять, пока он не достигал требуемого. Для такого человека Сугино был рад предлагать всё большие и большие задачи, и Мифунэ от них не отказывался (к слову, во время второй мировой войны Мифунэ служил в японской разведывательной авиации - прим. перев.)

В ошеломительной начальной сцены в "Ёдзимбо", например, герой Мифунэ, самурай, провоцирует трёх местных игроков обнажить оружие, после чего он взрывается действием, убивая мечом всех троих, используя движения настолько быстрые, что глаз едва могжет следовать им. Техника Мифунэ, используемая в этой сцене ("гякунуки-но кэн") является достаточно сложной, в котором клинок извлекается из ножей правой рукой с помощью обратного хвата, поднимается над головой, разворачивается, и опускается вниз с новым рубящим движением. Но Мифунэ выполнил это с такой взрывной точностью, что даже Сугино не мог не впечатлиться.

В то время как на экране Мифунэ часто изображал властных и надменный персонажей, Сугино говорит, что реальный Мифунэ был внимательным, чувствительным, скромным и внимательным человеком. Когда он и Сугино ходили в гости друг к другу, он всегда выходил за рамки обычной признательности ученика учителю. Он расстилал постель Сугино, готовил ему угощения и даже тёр спину в бане. Он всегда хотел выразить глубокую признательность за то, что учил “что-то новое, что-то хорошее, чем я изначально не обладал, что я усердно изучал”.

Когда из-за плохой погоды отменялись съёмки, Мифунэ часто практиковался с Сугино в их гостинице. “Во время съёмок, - вспоминает Сигэо Сугино, “Мифунэ без конца спрашивал моего отца: "Сэнсэй, с этой стойкой всё нормально? Сэнсэй, я правильно использую меч в этой ситуации?"

Однажды Сигэо мельком видел Мифунэ, спорившего с горничной, которая пыталась расстелить постель актёра Симуры. Мифунэ настаивал на том, что он будет это делать. Несмотря на своё положение в иерархии (Мифунэ - исполнитель главной роли, Симура - роли второго плана) Мифунэ всё ещё относился к Симуре,как к старшему в киноиндустрии и относился к нему с величайшим уважением. В то время как некоторые актеры очень темпераментны, Мифунэ был абсолютным джентльменом и работать с ним было само удовольствие. Возможно, именно из-за таких личных качеств, Сугино как-то сказал, что Мифунэ станет первоклассным актёром в жанре боевых искусств, если он будет продолжать в том же духе. Сигэо Сугино говорит: “Мифунэ принял Катори Синто-рю и сделал его своим естеством”, и это, возможно, объясняет, почему сцены с поединками на мечах в самурайских драмах, снятых Мифунэ после создания своей продюсерской компании, имеют отчётливое влияние Катори Синто-рю. Сугино и Мифунэ тесно общались даже после того, как они больше не работали вместе в кино. Однажды Мифунэ неожиданно приехал в додзё Сугино в Кавасаки, удивив большое количество иностранных студентов, которые были взволнованы, внезапно обнаружив знаменитого актёра в среди них.

Сугино продолжил работать консультантом в области боевых искусств для различных кино- и телефильмов, включая "Миямото Мусаси" режиссёра Хироси Инагаки и эпическую драму "Рёма-га юку" канала NHK. Он сожалел, что большинство сцен с мечом в самурайских драмах сегодня слишком эффектны. “Я бы хотел, чтобы они прекратили свои попытки делать яркое шоу, и хотя бы держали мечи так, чтобы ими можно было рубить" - говорит он.

Тот факт, что Сугино консультировал на тему боевых искусств в киноиндустрии, способствовал увеличению чила желающих заниматься в его додзё. Его ученица и помощница Сумиэ Исибаси, в её возрасте 20 лет выглядевшая как киноактриса, появилась в ряде популярных журналов, способствуя резкому росту числа обучающихся женщин. Большинству из них, однако, было трудно придерживаться строгих и монотонных тренировок и в конце концов они бросили обучение.

Хотя Сугино всё ещё продолжал своё каждодневное обучение, он уже стал признанным специалистом в боевых искусствах, и доверие к нему было абсолютным. Его искренность заслужила такую репутацию, что его часто призывали для посредничества в спорах. Он также находил время для исполнения гражданских обязанностей в качестве председателя местного городского совета, вице-председателя общины храма Мэйдзи, лидера религиозной ассоциации храма Ясукуни и члена правления попечительской ассоциации школы, в корой училась его дочь, Хироко.

Но были и те, кто стремился воспользоваться его добротой, и он время от времени попадал в ситуации, когда его неосознанно доброе отношение использовалось в недостойных целях лицами с сомнительным мотивам. Однажды сладкоречивый продавец уговорил его купить очень дорогой и совершенно ненужным пылесос, к большому неудовольствию остальных членов семьи.

Но даже когда он понимал, что его обманули, Сугино, как правило, не обижался. Вместо этого он упрекал себя за то, что был так наивен, и решал быть более осторожным в следующий раз. Затем, чтобы восстановить свой дух и забыть о чём бы то ни было, он шёл в додзё и неистово тренировался. Что бы ни случалось с Сугино, он всегда возвращался к тренировкам.

В то время как он вёл эту непритязательную жизнь, он и не догадывался, что в остальном мире его вклад в создание "Семи Самураев" уже начал создавать ему международную известность. За свои 70 лет в области боевых искусств, Ёсио Сугино встретился со многими из самых выдающихся мастеров боевых искусств этого века, в том числе Дзигоро Кано, Морихэй Уэсиба, Дзэнъя Кунии, Такума Хиса, Хакудо Накаяма и Годзо Сиода.

Один из самых интересных, между тем, был Тэссинсай Ясудзи Курода. Родившийся в 1897 году в префектуре Тояма, этот непревзойденный мастер боевых искусств был на семь лет старше Сугино. В 15 лет он уже получил мокуроку будзюцу, в Дзю-дзюцу и кэндзюцу. В 18 лет он получил мэнкё в бу-дзюцу, саккацу-дзюцу и дзю-дзюцу, а в 20 он основал Симбукан Курода Додзё в городе Омия. Преданность Куроды боевым искусствам была исчерпывающей, в частности неоценим его вклад в послевоенное восстановление Будо, после всеобъемлющего запрета на их деятельность со стороны Союзных Оккупационных Сил, установленного на основании того, что они внесли вклад в японскую агрессию. Курода полностью игнорировал этот запрет, и продолжал содержать свое додзё прямо перед ж/д станцией Омия. В результате он часто подвергался притеснениям со стороны оккупационных властей, и обутые солдаты иногда топтались даже внутри его додзё. Хотя организация "Дайто-рю айкидзюдзюцу Нихон Бутокукай" распущена в 1946 году, Курода создал новую организацию в Омия, называемое "Общество друзей меча" и, как его председатель, работал, чтобы восстановить Будо. Он обратился к оккупационным властям в Сайтама, чтобы договориться о снятии запрета, и даже в генеральный штаб в Токио, чтобы донести своё дело до сведения генерала МакАртура лично. В результате его ревностных трудов, кэндо в конечном итоге был признано “оздоровительным спортом” и вновь разрешено.

К счастью, Курода был не один, и его усилия, в сочетании с другими, такими как Ацутаро Кимура (позднее первый директор японского Оборонного агентства) и Дзюндзо Сасамори (в то время уже активного политика) привели к постепенному снятию запрета, начиная с Сайтама. Сугинo посетил Курода в первый раз в его додзё в Омия в конце войны вместе с другими деятелями в области боевых искусств из Общества поощрения классических японских боевых искусств.

Он нашёл Куроду мощным и достойным мастером боевых искусств. Он был крупнее большинства японцев того времени, и его сильное, хорошо сбалансированное телосложение было таким, что, когда он обнажал меч, казалось, что “он в состоянии пробиться сквозь скалы”. Его руки в частности, были очень большими, и у него были мускулистые, хорошо развитые предплечья, которые были настолько подвижны, что, казалось, что они живут своей собственной жизнью. Сугино был также поражён широтой технических знаний Куроды. Хотя Катори Синто-рю, которую он сам практиковал, имела свою насыщенную программу, меч, иай, копья, нагинаты, короткого меча, посоха и борьбы, Курода освоил несколько совершенно разных стилей, в том числе Комагавакайсин-рю кэндзюцу, Минъя-рю иай-дзюцу, Сисинтакума-рю дзю-дзюцу, и Цубакикотэнгу-рю бо-дзюцу, что дало ему возможность легко управляться с почти любым оружием, не говоря уже о разнообразном арсенала техник дзю-дзюцу. Сугино знал из личного опыта о трудностях освоения хотя бы одной традиции, не говоря уже о нескольких, и восхищался Куродой за его достижения.

Когда смутное послевоенного время уже закончилось, они встретились на ежегодной демонстраций в Бутокудэн в Киото, и постепенно они стали друзьями. Это было в тот год, когда Курода представил своего внука в Бутокудэн. В возрасте 20-ти лет, Тэцудзан ("говорящее" имя - "железная гора", прим. перев.) Курода был высоким, худым молодым человеком с острым взглядом. Примерно в 1970 году о нём писали в газетных статях с заголовками типа “Двадцатилетний студент колледжа стал инструктором кобудо с 8-м даном”. Сугино видел в нём и почти мальчика и молодого воина. Исходя из личного опыта, для Сугино были ясно видны дни и месяцы, которые Тэцудзан провел в усердном обучении, и также для него было ясно, насколько старший Курода связывал свои надежды и ожидания с внуком.

Тэцудзан, в свою очередь, вспоминает, что его первое впечатление о Сугино был “добрый, симпатичный пожилой человек". Его тело было маленьким, плечи узкими, и Сугино приветствовал Тецудзана мягким, почти женским поклоном. Его длинная борода уже начала седеть, и все следы сурового поведения, которое он проявлял в молодости, исчезли, оставив его лицо добрым, и наполнив его глаза чистым, мягким светом. Старец Курода представил его и сказал со смехом: “Участие Сугино-сан в этих демонстрациях в Бутокудэн доставляют особое удовольствие ”. Действительно, выполняя характерные именно для Катори Синто-рю движения и издавая резкие киай, Сугино неизменно доводил зрителей до кипения своими талантливыми демонстрациями.

В то время молодой Тэцудзан ещё не разработан свои фирменные “исчезающие движения” (для интересующихся - современное видео с Тэцудзаном Куродой:http://youtu.be/BSqlc_hQz08 ), и выполнял более стандартный набор техники. Но намётанный глаз Сугино уже мог различить его потенциал. Он сказал Курода: "Он довольно талантливый для своего возраста, он будет довольно хорош, если сможет немного погрузиться в себя”. Даже после его смерти деда, Тэцудзан продолжал посещать додзё Сугино и проводить там специальные демонстрации, особенно на празднования 60-летия додзё, когда он с несколькими своими студентами продемонстрировали прекрасный набор форм иай.

Многих из других великих мастеров боевых искусств, с которыми Сугино общался, к сожалению, нет с нами. Все ещё активны - Минору Мотидзуки, и Сэйрин Цумаки. Мотидзуки очень помог Сугино в том, чтобы его имя стало широко известно за рубежом, особенно во Франции, а также Голландию и Бельгию, куда Сугино поехал в первый раз в 1983 году для демонстраций и проведения семинаров. Его сопровождала тогда Ёси Торигаи, его ученица с 40-летним стажем, и Минору Мотидзуки.

Дружба Сугино с Мочизуки, поистине редкая для людей Будо, простирается на протяжении более чем половины столетия. Во время европейского турне Мотидзуки предложил, что он будет вести занятия семинаров, посвящённые айкидо, если Сугино возьмёт Катори Синто-рю. Участники семинара, большинство из которых были иностранные студенты Мотидзуки, подошли к тренировкам очень серьёзно и с энтузиазмом.

В Голландии их группа была представлена олимпийским чемпионом по дзюдо Антоном Геесинком, и их очень вежливо встречали на протяжении всего их путешествия. В ходе семинаров Мотидзуки представлял Сугино, “Поскольку меч - основа айкидо, я привёз с собой мастера меча”. Когда оказалось, что это тот самый мастер боевых искусств, который ставил батальные сцены в "Семи Самураях", вежливая признательность сменилось искренним уважением и энтузиазм резко возрос. Сугино поехал во Францию снова в 1984 году. Его не сопровождал Мотидзуки, поездка была организована Аланом Флоке, учеником Мотидзуки.

Инструктор боевых искусств во французской полиции и жандармерии, Флоке учился под руководством Мотидзуки почти 20 лет. В дополнение к дзюдо и кэндо, он был айкидока с 7-м даном. Он говорил: “Мотидзуки-сэнсэй - мой японский отец! В самом деле, моя любовь к японскому Будо так сильна, что я думаю, что некоторые мои предки должны быть, японцы” В 1983 году, Флоке прибыл в Кавасаки-додзё с 15 его учениками, чтобы обучаться Катори Синто-рю. Сугино любезно принял их просьбу, и группа осталась на неделю. Флоке затем пригласил Сугино во Францию, и в следующем году Сугино преподавал там в течение трёх недель для группы, состоящей в основном из студентов Флоке или Мотидзуки.

Флоке преподавал айкидо по утрам, а Сугино учил Катори Синто-рю во второй половине дня. Это происходило в хорошо оборудованном спортивном зале на некотором расстоянии от Парижа. Было 75 участников различных уровней квалификации на первой неделе семинара, 110 на второй, и 100 на третьей. Ученица и помощница Сугино, Эри Мияути, спокойно, внимательно и добросовестно работала с начинающими, обучая их основам, таким как макиучи, в то время как Сугино учил более продвинутых студентов. Хотя обучение было ориентировано в первую очередь на кэндзюцу, Сугино также учил иай, нагината, и другому оружию.

Он провёл много времени, работая лично с как можно большим количеством людей, даже действуя в качестве укэ для многих начинающих. Участники были рады получить такое личное внимание. С каждой следующей неделей были небольшие изменения в составе участников, люди были вынуждены возвращаться к своим повседневным делам. Но так как многие получили такой содержательный и интересный опыт, что они, сфотографировавшись с Сугино и попросив автограф, уезжали с большой неохотой. Усталость от дней тяжёлых тренировок у Сугино испарялась, когда очередной участник выражал его или её глубокую признательность и уезжал домой.

Воскресенья Сугино проводил разъездах по окрестностям с некоторыми из студентов, посещая старинные замки и известняковые пещеры, и фестиваль в Париже. Возраст ни в коей мере не притушил огромное любопытство Сугино, с которым он встречал всё интересное. С Флоке и его учениками он дегустировал местные вина и кухню. Семинар включал экзамены на различные уровни, и Сугино лично вручал сертификаты. Сугино восхищался энтузиазмом, проявляемым к Будо во Франции, и думал, а соберётся ли такое же количество людей на такой семинар Катори Синто-рю в Японии.

Минору Мотизуки первый посеял семена Катори Синто-рю во Франции, которое он ввёл наряду с дзюдо и айкидо 30 лет назад, и даже сейчас Сугино считал, что распространение Катори Синто-рю во Франции в значительной степени объясняется влиянием Мотидзуки. Семинар Катори Синто-рю во Франции был так хорошо принят, что Сугино презжал туда в сопровождении своих студентов каждый год.

В дополнение к демонстрациям и семинарам, его часто просили провести дополнительные демонстрации для журналов и телевидения. Во время интервью ему задалвали вопросы вроде: “в чём секрет Вашей долгой жизни?” и “В чём разница между спортом и Будо?” В дополнение к семинарам для обычных студентав, Сугино несколько раз посещал полицейские додзё понаблюдая за обучением, к которому Катори Синто-рю было добавлено усилиями Флоке. Сугино постепенно становился более известным за рубежом, особенно в Европе, чем он был в Японии. В апреле 1985 года филиал додзё Сугино был создан во Франции, с Флоке в качестве директора филиала. В июне того же года был проведён семинар в Лос-Анджелесе и видео этого семинара пользовались большой популярностью в Европе. Третий семинар во Франции был проведён в июле 1986 г., с участниками со всей Европы, и между 1987 и 1992 Сугино учил на семинарах во Франции, Италии, Голландии, Бельгии, Швейцарии и Канаде. Эти мероприятия за рубежом стимулировали такой интерес к Катори Синто-рю, что всё большее количество иностранных студентов стало появляться в Кавасаки-додзё, создавая там космополитическую атмосферу. Эти иностранные студенты доказывали свой энтузиазм, кроме всего прочего преодолевая языковой барьер, и усердно обучаясь.

В 1996 году Сугино перенёс инсульт, но, к счастью, его врожденная выносливость и сила воли позволила ему восстановиться и вернуться снова в додзё. Вскоре после его инсульта состоялось заседание Совета директоров Международной федерации будо, где Сугино был председателем. Он решил посетить мероприятие, и вышел из дома в первый раз со времени своей болезни, опираясь на трость, в сопровождении своего ученика Кадзумаса Ивата, профессора Токийского университета.

Он не прошёл и нескольких минут, когда он услышал, как его окликнули из соседского магазина: “Эй, Сугино-сэнсэй... Ну как Вы сегодня? Я слышал, вы ещё не чувствовуете себя достаточно хорошо”. На что Сугино ответил: “Благодарю вас, на самом деле со мной не случилось ничего особенного, я чувствую себя гораздо лучше, и теперь, как вы видите, у меня опят всё хорошо”. Сцена повторялась каждые две-три минуты: “Ах, Сугино-сэнсэй, Вы сегодня выглядите гораздо лучше”, и “Сэнсэй, я рад видеть, что вы так хорошо выглядите!” - и так далее, пока он шёл вниз по кварталу. Ходьба с помощью трости привносила небольшую неустойчивость в его походку, но его осанка была прямой, как палка, как всегда, и его глаза глядели прямо и чётко, когда он поворачивался, чтобы улыбнуться, приветствуя очередного доброжелателя, или остананавливался, чтобы поговорить с кем-нибудь из местных лавочников.

Сугино всегда был популярен в городе Кавасаки, не только за его деятельность в додзё, но и за то, что до последнего времени он возглавлял общественную ассоциацию квартала своего города. Даже теперь он редко пропускает тренировки, и обычно его можно найти сидящим на стуле в углу додзё, внимательно наблюдающим за всем, что происходит. Теперь он, похоже, не склонен строго ругать своих учеников своим рокочущим голосом, как он когда-то делал. Вместо этого он просто спокойно сидит и наблюдает, иногда призывая отдельных лиц к себе, чтобы сделать поправки и рекомендации, с равной искренностью обучения как начинающих, так и более продвинутых учеников. Во время инструктажа одного из студентов он продолжает наблюдать и указывать на остальных. В молодости эта способность воспринимать движения любого числа людей сразу принесла ему прозвище “князь Сётоку” (известный деятеля периода Асука, прославившийся своей великой мудростю и проницательностю).

Сугино всегда был таким учителем, который на энтузиазм обучения отвечал энтузиазмом преподавания. Во время нашей встречи звонит телефон. Сугино отвечает: "Да, да, это он. Да, да, я понял. Сколько, ты говоришь? Ах, ну, в таком случае, я думаю, нам лучше подождать около пяти лет... да, я действительно думаю, что так будет лучше. Да, спасибо за звонок. До свидания”. С усмешкой он говорит: “Это были родители, желающие зачислить пятилетнюю дочь на айкидо. Мне пришлось сказать им, что я думаю, что пять - рановато”. Указывая на девушку, практикующую в додзё, он говорит: “А то закончится вот так”.

Девушка неуверенно выполняет движения Катори Синто-рю, используя характерный, почти прямой деревянный меч. Возможно потому, что меч тяжёл, или, может быть, потому, что она просто не хочет заниматься, её удары "макиучи" тусклые и безжизненные. Сугино подзывает её: “Когда ты тренируешься, ты должна делать лучшее, на что способна”, - призывает он. “Когда ты поднимаешь меч, следи за остриём - останавливается красиво и чётко, поняла?" Она, кажется, понимает, более или менее, что от неё требуется, и возвращается на татами додзё. После инструктажа её удары "макиучи" стали немного лучше, и уже не такие неуверенные. Сугино говорит ей, что то, что она делает - ближе к правильному варианту, и что она делает это очень хорошо. Годы действительно сделали его похожим на какого-то дедушку, без намёка на грозное и тяжёлое поведение его прежних дней.

Официальное название додзё Сугино - "Юисинкан". Как многие местные додзё, оно настолько неприметно, что вы даже можете пройти мимо, не заметив его. Среди четырёх сыновей Сугино один работает в клинике, в то время как другой продолжает практику. Это довольно комфортные условия, для того чтобы Сугино удалился на заслуженный отдых, хотя, если приходит вызов от пострадавшего, известно, что он сразу возьмёт свои врачебные принадлежности и отправится из дома. Он говорит: “Когда мой сын занят, а кто-то нуждается в помощи, тогда у меня нет выбора, кроме как пойти”. Но эти слова подтверждают более глубокую истину, что просто не в его природе наслаждаться покоем, ничего не делая.

В 1966 году организацией "Дай Ниппон Бутокукай" Сугино было присвоен титул "кобудо ханси", и в 1982 году титул "кобудо дзёдан" от организации "Кокусай Будоин". Как председатель "Кокусай будо Рэнмэй", он занимает стержневую должность, отвечая за сотрудничество чрезвычайно разнообразной группы людей, занимающихся Будо всех типов и склонностей. Он получает много приглашений участвовать в различных демонстрацях Будо по всей Японии, и участвовует в них всех, не обращая внимания на советы окружающих "забыть о приглашениях".

Будучи однажды госпитализирован с туберкулёзом лёгких, он бросил полученные лекарства в мусорную корзину и пошёл на крышу, чтобы практиковать техники меча втайне, там он старался хорошо пропотеть, и, в конечном счёте, изгнал инфекцию от своего тела. Поражаясь сохранению его здоровья, люди начинали думать, нет ли в нём что-то сверхчеловеческого. “Мой труд, - говорит Сугино, - заключался в следовании по пути Катори Синто-рю, как я узнал, от моего ученичества у моего учителя, к следующему поколению”. Несмотря на эту тяжёлую ответственность, он, кажется, остался доволен тем, что на самом деле является весьма простой жизнью. Действительно, бросается в глаза, что мастер боевых искусств, ставивший батальные сцены в "Семи Самураях" довольствуется лишь содержанием небольшого местного додзё.

Лишь немногие из его окружения могли бы сказать: “Если бы только он жил хоть немного получше”. Впрочем, если бы он захотел в любое время обратиться к СМИ, он, конечно, мог бы создать себе хорошую нишу и стал бы довольно известным. Разумеется, конечно, что это самореклама совершенно не привлекает мастеров боевых искусств, как Сугино. В углу его додзё можно заметить кучу пришпиленных к стене вырезок из японских и зарубежных газет и журналов, которые показывают Сугино на протяжении многих лет, и, может быть, только читая эти вырезки, новые студенты осознают величие учителя, под чьим именем они подписались.

Некоторые в мире Будо предлагали Сугино идти в политику, но он всегда просто смеялся и твердо отказывался от таких предложений. В то время как некоторые видели его потенциально мощным посредником между мирами Будо и политики, сам он всегда знал, что такая деятельность - просто не его призвание. Сегодня Сугино не за что краснеть или напрягаться. Он живет без особых усилий, проводя каждый день так, как течёт вода, просто ходит на тренировки, пишет письма, и так далее в том же духе.

Пламенный блеск, когда-то такой характерный для его взгляда, сменился мягким, ласковым светом, когда он следит за юным поколением в своём додзё. Люди описывают его как “свободного от мирских желаний и забот”, не поддающегося чужой лести и оценкам. В возрасте 93 лет ему по-прежнему комфортно с самим собой до такой степени, что каждое его движение и жест безупречны. Его меч наполняется благородной, элегантной энергией, его улыбка непреодолимо привлекает.

Он немного нервирует своих студентов перед демонстрациями: “Мы демонстрируем не для своих своих друзей и знакомых, но это, скорее, подношение богам.” Его собственные демонстрации сегодня именно таковы, они наполнены духом служения и жертвенности, и далеки от мирских дел.

Додзё Сугино приближается к своему 70-летию, и работа “последнего мастера меча” не показывает никаких признаков окончания.

P.S. 13 июня 1998 года в комнате над своим любимым додзё в Кавасаки он покинул этот мир.

Переводчик - Калашников Сергей
Редактор – Содрицов Ярослав.